Чудик - Страница 4


К оглавлению

4

В честь этого святого меня и назвали.

— А зачем он на камне стоял?

— Молился о нас, чтобы мы души свои спасали.

— От чего их спасать? — От греха: чтобы мы не ругались, не курили. Особенно девчата, а то нарожают уродиков без рук, без ног. Что тогда со страной станет? Представьте, на границах никого, иди, кто хочешь, защищать некому.

Когда-то турки захватили Сербию и установили там чудовищные порядки. Если турок заходил в сербский дом, его не только обязаны были накормить, но и заплатить налог за то, что он ел.

Если турок оставался ночевать, то мог выбрать любую женщину: жену хозяина, невестку, невинную дочь. За этот позор хозяин тоже должен был платить налог.

Все слушающие недоуменно замерли, а Серафим продолжал:

— Конечно, это было давно, но в наше время порабощение может быть пострашнее — порабощение души. Все боевики, фильмы ужасов, воспевание страстей к чему приведут? К разврату, безотцовщине, крушению семьи, родного очага да и к гибели души.

Возникла пауза. Несколько девчат бросили сигареты в костер. Только одна девушка с вызовом пускала дымовые колечки. Она явно была из приезжих, красивая, снисходительно поглядывающая на местных. Ее звали Рая.

Лёня подбросил несколько сухих веток в костер и спросил Серафима:

— Куда поступать думаешь? — В духовную семинарию, если примут. — В попы, что ли? — В священнослужители. Надо слово Божье людям нести. Святые отцы говорили: все беды мира от отсутствия богопознания.

— В семинарию, значит? Ну, давай-давай. Может, по знакомству и нам грехи отпустишь.

Ребята засмеялись, но Серафим остался серьезным.

— Господь каждого кающегося с радостью принимает. Без покаяния спастись нельзя. Сложность в том, что миллионы людей живут, а для чего — не знают. Вот ты, Лёня, для чего живешь? — Спроси что-нибудь полегче.

— А преподобному Серафиму был открыт смысл жизни человека.

— Ну, и в чем он? — В приобретении Духа Святого — духа мира, духа любви. Старец говорил: “Обрети мирный дух, и вокруг тебя спасутся тысячи”.

Представим на минуту такую картину: все вокруг стали мирными, любящими. Не было бы войн, преступлений, обманов. Не надо было бы армий, тюрем, милиции…

— Ну ты даешь! Как это — без милиции?

— А зачем она, если у каждого в душе мирный дух? Обрети его — и в душе будет такая радость, что всех обнять захочется, всем творить добро. Так уже здесь, на земле, уже в этой жизни может прийти Царство Небесное.

— Не гони пургу! Откуда же оно придет?! — Да оно есть в сердце каждого! Только начни исполнять заповеди Божьи, заповеди любви — и откроешь его в себе. — Слушай, чудик, тебе и в семинарию идти не надо. Ты уже готовый попик или, как это… служитель. — Нет, Лёня, надо. И не только в семинарию, но и домой. Уже тетя заждалась, ей рано на ферму.

— Приходи завтра вечером, — предложил Лёня. — Может, еще что занятное расскажешь.

— Если Бог даст.

Серафим чувствовал какое-то беспокойство, его словно что-то тянуло домой.

Тетя Тамара встревоженно встретила его:

— Серафимушка, у меня к тебе большая просьба: рано утром, лишь только откроется почта, надо отправить телеграмму. Ее необходимо дать в соседнем райцентре, чтобы здесь лишних сплетен не было. Я же должна быть на ферме.

Поможешь?

— Конечно, тетушка. — Автобус здесь проходит в 6.15, так что встать тебе придется раньше шести. — Ну и что? Встану, это не проблема. — А обратно рейс только в 11.00. Тебе долго придется его ждать. — Ничего, тетя. Возьму с собой книгу. Позанимаюсь, а то что-то разгулялся. — Спасибо, родной. Тогда ложись скорее. — Да-да, только помолюсь.

Серафим ни о чем не расспрашивал тетю, хотя вопросы возникали. Но раз не говорит сама, значит, так ей лучше.

Только на почте он раскрыл бумажку с текстом телеграммы — его надо было переписать в телеграфный бланк. После адреса и незнакомой фамилии был краткий текст: “Семен, маме плохо. Приезжай. Тамара”.

Глава 3
Искушение

Огонь костра взлетал к самому небу, хотя общий разговор явно угасал. Тогда Лёня подкинул Серафиму вопрос, интересный для всех:

— Как ты относишься к привидениям? — Как к бесам. Бесы в кого угодно могут превратиться: в привидения, домовых, инопланетян, но суть у них одна — погибельная. — А я, — снисходительно бросил Рыжий, — в привидения вообще не верю. — Чего же тогда удирал? — под общий смех спросил Лёня. — Как все, — оправдывался Рыжий. — Все тикать, и я. — Как все, говоришь? А надо ли, как все? — спросил Серафим. — В прошлые века известны были эпидемии смеха. Вдруг целыми деревнями начинали хохотать без всякой причины. Передач “Смехопанорам” еще не было, а всех приступы хохота сотрясали. Или целая страна пела: “И как один умрем в борьбе за это!” За что — “за это”? Не думали. Но раз как все, то и шел брат на брата.

Возьми пьянство. Раньше любимым напитком был чай. Он и для здоровья хорош, и по душам за самоваром разговоры добрые совершались. Теперь же без бутылки даже друзья за стол не садятся. Чуть что — “отметить надо”. Страна спивается, дети больными рождаются, но раз все, так все.

А сквернословие? В старые времена за грязное слово богохульников на улице пороли, а сегодня мат — признак братания. Разве не так?

Божия Матерь, Заступница наша, за сквернословов не молится. А без ее молитв что с нами будет? Не зря же испокон веков к Ней верующие взывают: “Милосердия двери отверзи нам, благословенная Богородице, надеющиеся на Тя да не погибнем, но да избавимся Тобою от бед, Ты бо еси спасение рода христианского”.

4